В 2007 году Московскому Государственному Университету были выделены серьезные деньги на модернизацию типографии. На выделенные средства было закуплено оборудование: офсетные машины, CtP и несколько послепечатных станков. Для того, чтобы сделать из этого набора действующую типографию, руководство МГУ пригласило Марселя Марсовича Шарифуллина, известного всему полиграфическому миру эксперта.
Через несколько месяцев после принятия дел, Марсель Марсович столкнулся с тем, что руководство Университета, первоначально гарантировавшее ему полную поддержку, не в состоянии по тем или иным причинам обеспечить нужды типографии. Денег на зарплаты сотрудникам нет, оборотных средств нет, возможности работать на внешнем рынке нет.
Положившись на устное согласие руководства и на компетентность главного бухгалтера, он пошел на некоторые нарушения финансовой дисциплины – явно сыграло роль отсутствие опыта работы в бюджетных организациях.
Но результата директор Шарифуллин добился – типография заработала, выплачивала зарплаты, расплачивалась с поставщиками, докупала недостающее оборудование, ремонтировала свои помещения и исправно выполняла все запросы Университета, чем не раз заслуживала одобрение руководства.
Однако, у проверяющих органов оказалась другая точка зрения. За допущенные нарушения М.М. Шарифуллин был смещен с поста директора, и на него было заведено уголовное дело.
Следствие не спеша шло почти 2 года. Марсель Марсович занимался созданием типографии в Высшей Школе Экономики, регулярно являясь на допросы в СКП, а другие фигуранты дела за это время чудесным образом перешли из разряда подозреваемых в свидетели.
В октябре 2011 года следователь посчитал, что М.М. Шарифуллин скрывается от следствия, при том, что тот продолжал жить дома, ежедневно ходил на работу в ВШЭ и был доступен по рабочему, мобильному и домашнему телефонам, и объявил Марселя Марсовича в розыск.
26 января, явившись по повестке на допрос, Марсель Марсович Шарифуллин был арестован и задержан. И только тогда узнал, что уже 3 месяца находится в розыске…
Какие обвинения предъявлены Марселю Шарифуллину?
На данный момент ему вменяют злоупотребление должностными полномочиями, что повлекло наступление тяжких последствий, в виде причинения значительного материального ущерба в особо крупном размере и три эпизода мошенничества, два из которых в крупном, и один – в особо крупном размере, по части 4.
Что касается злоупотребления полномочиями, то обвинение, на мой взгляд, абсолютно надуманное, особенно в части суммы, которую ему вменяют. Обвинение просто взяло выписку по счетам коммерческой организации ООО «Ниман принт» за непонятный период времени, который захватывает и период, когда Марсель уже не был директором Типографии МГУ, и посчитало полученные и потраченные деньги, сложило эти суммы и заявило, что это и есть ущерб, нанесенный «Типографии МГУ».
Происхождение этой суммы абсолютно непонятно, экспертиза по ней не проводилась. В деле есть экспертиза, в которой фигурирует совсем другая сумма, также за непонятный период: получено 34 млн., потрачено 35 млн. Я считаю, что такая оценка злоупотребления абсолютно не верна.
Наша позиция такова, что конечно, Марсель злоупотребил полномочиями. Он не имел права использовать для работы коммерческую организацию. Но в этом случае, ему оставалось только опустить руки и смириться с тем, что «Типография МГУ» никогда не будет полноценным производственным предприятием. Имея профессиональные амбиции, он пошел на нарушения.
Он мог сделать все это, прикрыв и обезопасив себя с юридической точки зрения?
Бесспорно, при грамотном экономическом советнике и бухгалтере все это можно было сделать легально, не рискуя. К сожалению, рядом с ним оказался крайне слабый, и более того, как мы сейчас видим, не чистый на руку финансист.
Какова роль в этой истории главного бухгалтера, Натальи Павловой?
Она, не будучи хорошим специалистом в области финансов и бухгалтерии, сумела создать впечатление профессионала. Марсель послушал рекомендации знакомых, и, не имея возможности проверить ее квалификацию, просто поверил ей, сам предпочел при этом заниматься техническими и организационными вопросами в типографии.
Она, видимо, черпала советы по ведению бухгалтерии в типографии где-то в интернете, и, к сожалению, выбирала далеко не лучшие. В результате она не подкрепляла взаимоотношения «Типографии МГУ», ООО «Ниман принт» и других организаций никакими договорами, а, в конце концов, даже перестала делать платежи в бюджетные фонды как с «Типографии МГУ», так и с ООО «Ниман принт». Она не оформляла должным образом закупаемое оборудование. Как бухгалтер она совершала одну ошибку за другой вследствие своей некомпетентности, но зато отлично понимала, как выводить денежные средства со счетов без ведома директора типографии.
Когда в конце 2009 года Марсель понял, что она действует за его спиной, он решил уволить ее, но побоялся, что в этом случае коммерческая деятельность типографии будет остановлена, ведь Павлова была соучредителем и вела бухгалтерию ООО «Ниман принт», и решил подождать конца года, когда будут сданы годовые отчеты. Тогда все и началось.
Когда Марсель отдал распоряжение выплатить работникам задолженность по зарплате за октябрь, ноябрь и декабрь, Павлова не придумала ничего лучше, как перевести средства с казначейского счета типографии на две организации для обналичивания. Это событие теперь составляет 2 эпизода мошенничества, вменяемые Шарифуллину. Деньги были обналичены и выданы людям без каких-либо документов. Теперь доказать, что они были не украдены, а выплачены в качестве зарплаты, очень непросто. С третьим эпизодом совсем другая ситуация, но следствию было недосуг устанавливать истину.
Изначально, главный бухгалтер Наталья Павлова проходила по этому делу как подозреваемая. Что произошло потом?
Прежде всего, я могу ответить как юрист. Марсель Шарифуллин допустил серьезную ошибку, решив, что следствие во всем разберется, и, будучи внутренне уверенным в своей невиновности, понадеявшись на торжество справедливости, пустил дело на самотек. Вместо поиска истины, следствие, медленно, но неотвратимо искало крайнего. Марсель занял позицию, которую ему в тот момент посоветовали его юридические помощники – отказ от дачи объяснений. По сути, он не защищался на протяжении первых 9 месяцев следствия. В то же время Павлова, заручившись поддержкой адвоката, активно продвигала свою версию событий, в том числе, обвиняя Шарифуллина во всех возможных преступлениях, в том числе в тех, в которых подозревали в первую очередь ее. На очной ставке она высказала обвинения Шарифуллину, а он не будучи готовым к такому повороту событий, не нашел ничего лучшего, как отказаться от дачи показаний, воспользовавшись 51 статьей Конституции. В той ситуации это была ошибка, учитывая то, что все подозреваемые высказали свою позицию.
Это было на руку следствию.
Могла ли Павлова «закрепить» свою позицию финансово, я сказать не могу, но исходя из опыта, думаю, что она воспользовалась этим ресурсом, чтобы убедить следствие в своей правоте.
Кто и почему посоветовал Марселю отказаться от дачи показаний?
Фактически, до осени 2011 года Марсель Шарифуллин не пользовался услугами адвоката и обращался за советами к различным знакомым. Перед очной ставкой он по телефону проконсультировался с человеком, который в тот момент находился в отпуске. В телефонном разговоре, не вникнув в ситуацию, тот посоветовал ему поступить таким образом.
Именно то, что Марсель Шарифуллин на первоначальном этапе не придавал серьезного значения сложившейся ситуации, и привело впоследствии к столь печальным последствиям. Когда нужно было активно включаться в дело и продвигать следствию свою позицию, он упустил момент. Если бы он сделал это, я уверен, в качестве обвиняемой сейчас выступала бы Наталья Павлова, или, по крайней мере, Шарифуллину предъявлялась бы совсем другая, более мягкая статья.
Хочу обратить внимание, что в российских реалиях, когда следствие абсолютно не занимается разработкой версий и поиском правды, особенно важно включаться в дело с самого начала, не надеясь, что следователь может поверить в вашу честность и бескорыстность. Следствие с легкостью принимает ту версию, что преподносят ему на блюде, даже не пытаясь проверить ее состоятельность.
Есть ли у Вас подозрения и версии на счет наличия личной неприязни к Марселю Шарифуллину со стороны руководства «Типографии МГУ»?
Как показывает ход следствия и позиция МГУ, я уверен, что без личной неприязни тут не обошлось. Об этом свидетельствует то, что представитель потерпевшей стороны изо всех сил пытается доказать, что Шарифуллин развалил типографию и привел ее в упадок. Хотя все прекрасно понимают, что Шарифуллин организовал деятельность фактически неработающего учреждения с нуля, и в кратчайшие сроки вывел «Типографию МГУ» на заметные позиции на российском полиграфическом рынке.
Бывший директор типографии ВШЭ Овечкин, уволенный после прихода туда Марселя Шарифуллина, и теперь работающий в «Типографии МГУ», зачем то приходит на заседания суда. Сегодня он пытался вести несанкционированную видеосъемку, а после заданного ему вопроса быстро удалился без объяснений. Возможно, это просто желание позлорадствовать, а возможно – он собирает информацию для того, чтобы доложить заинтересованным сторонам о ходе процесса.
«Типография МГУ» существовала не в вакууме, вокруг нее действовали несколько подразделений и организаций, которые в частности, принимали участие в организации закупок оборудования. Когда грянул гром, и начались проверки, люди, ответственные за закупки поняли, что есть хороший шанс скрыть свои «ошибки», свалив ответственность за крах типографии на Шарифуллина.
Плюс, к сожалению, нынешний директор «Типографии МГУ» Попов характеризуется как человек мстительный и завистливый. Как мне известно, с предыдущего места работы, где он занимался бухгалтерией, Попову пришлось уйти в связи с компрометирующими обстоятельствами. В свое время Шарифуллин не взял Попова на работу в «Типографию МГУ», и возможно, поэтому обвинительная позиция Попова столь агрессивна.
Попов достаточно амбициозен и стремится свалить на Шарифуллина все неудачи типографии, в том числе и те, что происходили уже после отстранения того от должности директора.
Так как этот человек является представителем Университета в данном деле, позиция МГУ в суде носит крайне агрессивный обвинительный характер, что, возможно, даже не согласовано с высшим руководством, а является чистым творчеством заинтересованных должностных лиц.
Каково Ваше мнение по поводу ареста Марселя Шарифуллина и содержания его под стражей как опасного преступника?
Я принял дело уже после ареста Марселя, в феврале 2012 года. Адвокат, сопровождавший Марселя с осени 2011 года до ареста, передал мне всю документацию и подробно описал ситуацию. В его действиях я не нахожу существенных ошибок, кроме того, что он, в силу своей порядочности, недооценил меру подлости наших следственных органов. Он честно, разумно и добросовестно защищал интересы клиента, и когда следователь попытался предъявить обвинения Шарифуллину, он начал задавать логичные вопросы по суммам, фигурировавшим в деле, и по самой фабуле обвинения, на которые следователь ответить не мог. Через 2 часа ожидания ответов по существу обвинения, они покинули здание следственного управления, а обещание ареста восприняли не более чем как угрозу. Следствие же показало «кто в песочнице хозяин», заодно избавившись и от неудобного адвоката.
Какой исход дела Вы считаете справедливым?
Когда я начал защищать моего клиента, Шарифуллин был искренне уверен в своей абсолютной невиновности. Предыдущий адвокат разделял эту позицию.
Я усмотрел в действиях своего клиента ошибки, которые попадают под статью 293 уголовного кодекса РФ – халатность. В рамках данной статьи Шарифуллин заслуживает условного наказания сроком 2 или 3 года или же лишения свободы на срок 6 месяцев и выходом на свободу после суда, с учетом отбытого во время следствия и суда заключения. Это было бы разумно и логично.
Иные преступления Шарифуллин, я уверен, не совершал.
Что касается злоупотребления полномочиями, то вопрос крайне сложный. С одной стороны, он, конечно, не имел права открывать коммерческую организацию, но с другой стороны, мы видим, что сделал он это в целях развития «Типографии МГУ».
Также все почему-то забывают, что «Типография МГУ» – это хозрасчетное подразделение, и МГУ не давало на деятельность типографии ни копейки, и это прописано в «Положении о Типографии». Шарифуллин должен был осуществлять выплату зарплат, закупку материалов и оборудования, ремонт машин и помещений за счет типографии. Исходя из этого, я смутно представляю, как Шарифуллин мог нанести ущерб именно МГУ. Денег у МГУ Шарифуллин не брал. И отдавать их Университету он не должен был, а мог тратить заработанное на внутренние нужды и развитие типографии. Поэтому, сумма 77 млн. рублей, озвученная в виде требования МГУ к Шарифуллину, вообще взята с потолка. Представители Университета переписали обвинительное заключение, подготовленное следователем, даже не вдумываясь в эти цифры.
Поэтому я считаю, что если даже злоупотребление полномочиями и было, то не в корыстных целях, как это предусматривает вмененная ему статья УК, а в иных целях. К иным целям относится желание развить Типографию, что является проявлением личных амбиций и карьеризма. Это сложный юридический вопрос, но для меня, очевидно, что обвинение в том виде, в котором оно предъявлено сейчас – абсурдно.
Сложность защиты Шарифуллина заключается в фактическом отсутствии необходимых договоров и расходных документов. Деньги приходили на счет «Ниман принт» и расходовались с него, но благодаря тому, что главный бухгалтер Павлова не вела отчетность, а перед своим побегом из типографии сожгла имевшуюся документацию, доказать, на что расходовались деньги – не просто.
К сожалению, в нашей стране суды смотрят сквозь пальцы и даже с одобрением на любые действия следственных органов. По закону следственные органы, суды и адвокатура должны быть полностью независимы друг от друга. У нас же в этой связке суды и следствие играют заодно. Следствию прощаются все огрехи и подтасовки и даже фальсификации. Такое лояльное отношение судов к следствию приведет к очень тяжелым последствиям для всего общества.
На примере Шарифуллина видно, как следователи совершают одну ошибку за другой, и, не укладываясь в сроки, отведенные на расследование, начинают бешеными темпами форсировать события, назначают Шарифуллина виновным, а при малейшем сопротивлении со стороны Шарифуллина и его адвоката, пресекают его, самым безобразным образом. Они фальсифицируют материалы о том, что Шарифуллин скрылся от следственных действий, о том, что он не проживает дома и отсутствует в Москве, хотя он в это время спокойно ходит на работу и живет обычной жизнью. Фальсифицируется объявление его в розыск, после чего его благополучно находят, и после этого материал подается таким образом, что суд уже не может не арестовать его.
Я склонен полагать, что суды, в силу высокой загрузки, не всегда внимательно относятся к тем материалам, которые им предоставляют следователи, а те, зная, что суды крайне лояльны ко всем их ошибкам, творят что хотят. Именно эта порочная ситуация, сложившаяся повсеместно в российской правоохранительной системе, очень сильно ударила по Марселю Шарифуллину.
*****
Речь в прениях сторон Шарифуллина М.М. / 23.05.2012
Уважаемый суд!
Этот процесс явился для меня олицетворением несправедливости судьбы. Отдавая всего себя типографии, работая по 12-13 часов в день, выходя в типографию каждый выходной и праздничный день я не заслужил такого негатива от МГУ. Вложив в типографию все свои силы, все средства (в т.ч. и материальные), весь наработанный прежде авторитет, свои связи в полиграфическом мире, мне удалось в рекордно короткий срок реконструировать и воссоздать с нуля (точнее с минусовой отметки) типографию МГУ, сделать ее лучшей среди вузовских типографий и вывести в рейтинг 100 наиболее известных типографских предприятий России. Очень обидно, что эта работа была не доведена до конца, и типография скатилась с достигнутых рубежей, что мой труд не только не был вознагражден, но наоборот, новое некомпетентное в полиграфии руководство обвинило меня в преступлениях, которых я не совершал.
Назначив меня на должность директора типографии и попросив не увольнять работников предшествующей типографии издательства МГУ, руководство университета устранилось от участия в судьбе типографии, и мои проблемы, как директора, никого не волновали. Типография всегда функционировала в условиях полного хозрасчета, и за 2,5 года мы не получили ни копейки бюджетных средств на поддержку сотрудников, развитие инфраструктуры, закупку стартовых материалов, дополнительного оборудования. Штат сотрудников с 40 человек (я никого не уволил, как и обещал ректору) быстро возрос до 100 человек, и я обязан был всех их обеспечить работой и зарплатой. Нынешний директор типографии Попов, обвиняя меня во всех смертных грехах, и представить себе не может, в каких сложных условиях я начинал работать:
специалистов для работы на новой технике не было;
денег для их привлечения также не было (а они стоили очень дорого);
менеджеров для поиска заказов не было;
типографию на коммерческом рынке никто не знал;
новое оборудование было не установлено и не налажено;
в типографии не было компьютеров (точнее был всего 1), современных телефонов;
работавшие ранее сотрудники не понимали, что такое коммерческое качество, и 50% их труда было браком с точки зрения заказчика, платившего деньги за продукцию;
МГУ оплачивало свои заказы с большой задержкой или не платило совсем.
Дополнительно к этим объективным трудностям, я столкнулся с отсутствием помощи со стороны ответственных структур МГУ. Например: я начал работать с 28 июня и уже за июнь организовал выплату зарплаты работникам, а наше обособленное подразделение было зарегистрировано только в сентябре. Единственный разрешенный казначейский расчетный счет был открыт только 1 ноября и начал работать лишь я январе-феврале 2008 г. по вине юр. отдела и финансового управления МГУ. Скажите, как я должен был обеспечить работу типографии, прием и оплату заказов от клиентов, закупку материалов и выплату з/п своим 100 сотрудникам, брошенным МГУ на произвол судьбы? Некоторое время мы пользовались р/с предшествующей типографии, который почему-то забыли закрыть после ликвидации предприятия в начале июня и удаления всех его сотрудников из всех государственных фондов (кстати, позже нам с огромным трудом удалось восстановить этих ни в чем не повинных людей, повисших в «воздухе» на полгода по вине МГУ). Это не было выходом из положения, наоборот, счет в любое время могли закрыть, и я не хотел злоупотреблять доверием людей, ставивших свои подписи на платежных документах по этому р/с.
За полгода я оббил все пороги властных кабинетов в МГУ, но так и не добился гарантий, что казначейский счет когда–то заработает. Именно поэтому, в декабре 2008 года, по предложению Павловой было решено открыть коммерческий счет путем создания ООО и продублировать неработающий р/с в казначействе. Всю заботу по регистрации и организации работы «НиманПринт» взяла на себя Павлова Н.В., она же впоследствии руководила его работой и осуществляла все финансовые операции через программу «банк-клиент», установленную в ее компьютере. Все уставные документы также хранились у Павловой до января 2010 г., пока она не отправила их по почте моей жене от имени Зайцева. По получении, я дал скопировать все эти документы начальнику КРУ и передал их следователям через адвоката, который заявлял ходатайство об их приобщении.
Я никогда не воспринимал р/с «НиманПринт» как что-то отдельное и самостоятельное. Это был лишь финансовый инструмент, дублирующий второй казначейский р/с типографии, который позволил начать нормально работать типографии и обеспечивший само ее существование. В момент создания «НиманПринт» в типографии работало уже 100 человек, фонд з/п приближался к 2 млн. рублей, а ежемесячный оборот был на уровне 3-4 млн. руб. Учитывая рентабельность полиграфического бизнеса, типография все еще работала в убыток, хотя и постоянно росла и развивалась. Разумеется, я держал в курсе руководство МГУ в лице ректора и первого проректора о финансовых трудностях типографии, о проблемах с казначейским р/с, о медленном оформлении сотрудников. На эту тему я написал более 10 служебных записок ректору МГУ Садовничему. Все видели мое подавленное психическое состояние в тот момент, не желали моего увольнения и закрыли глаза на факт открытия «НиманПринт» потому, что так и не смогли помочь мне ускорить открытие казначейского р/с, и понимали невозможность существования типографии без расчетного счета.
Во всех своих отчетах, докладе в РИСО, служебных записках я, говоря о типографии, всегда отражал ее достижения и финансовые показатели суммируя данные с обоих р/с: типографии и «НиманПринта». Для подтверждения этого факта можно поднять мои служебные записки на имя ректора и посмотреть мой доклад для РИСО МГУ – он открыт для доступа на сайте типографии www.mgu-print.ru и сейчас.
Кстати, раз речь зашла и об отчетах, хочу отметить факт того, что Павлова ежеквартально сдавала свои отчеты о деятельности типографии в центральную бухгалтерию МГУ, из которой было видно, что существует и «НиманПринт», но ни разу я не получил ни одного замечания за все 2.5 года работы типографии от гл. бухгалтера МГУ Мазиной Г.Л. или начальника фин. управления МГУ Савицкой, хотя регулярно бывал в их кабинетах и встречался на собраниях.
Я ни в коем случае не могу согласиться, что при создании и дальнейшем использовании «НиманПринт» действовал из корыстных побуждений. Я не получал никакой выгоды для себя и моей семьи от существования этого Общества. Имущественное положение моей семьи ухудшилось, до работы в МГУ я зарабатывал больше. У меня была небольшая, по сегодняшним меркам, з/п в 60 000 рублей и я потратил все имевшиеся у меня сбережения на нужды типографии (для выплаты з/п за июнь и июль 2007 г., закупку части компьютеров, сантехники, выплаты инженерам и ремонтникам). В эти годы у меня был самый низкий доход за всю мою полиграфическую карьеру. Отголоски этого заметны и сейчас. До сих пор не закончен ремонт в моей квартире в Южном Бутово, купленной еще в 2000 г. На земельном участке, купленном в 2006 г. (за год до устройства на работу в МГУ) нет никаких построек. Езжу я на автомобиле Сузуки, 1998 г. в., купленном мной в 2003 г. Это наш единственный авто в семье. В прошлом году я первый раз в жизни ездил отдыхать за границу, моя семья также была там до этого всего 1 раз 10 лет назад. За время работы в МГУ я ни брал ни одного дня больничного и ни разу не был в отпуске. Многие специалисты в полиграфическом мире меня хорошо знают, и мне сейчас стыдно говорить о таких вещах (тем более меня знают как консультанта, помогшего подняться многим типографиям России), но денежный вопрос никогда не имел для меня особого значения. И в МГУ я работал из-за идейных соображений, зная, что ничего там не заработаю. Я хотел восстановить одну из первых типографий России, открытую еще 250 лет назад Ломоносовым, и, тем самым, приобщиться к великому.
Я согласен, что не был готов к работе директором государственной типографии, не имел достаточных знаний и опыта в бухгалтерском учете. Ранее я работал в коммерческих фирмах руководителем подразделений, не имел отношения к финансам и документообороту. Я ошибся, что поставил для себя целью фактический рост и развитие типографии любой ценой и не уделял достаточного внимания документам и соблюдению нормативов и правил. Я готов нести ответственность за то, что халатно руководил типографией, не контролировал деятельность своих подчиненных, но я никак не могу согласиться, что имел хоть какие-то корыстные мотивы.
Я не могу согласиться, что якобы из-за моих действий МГУ нанесен ущерб в 75 млн. рублей.
Во-первых, непонятно откуда взялась эта сумма. Если это доходная часть от деятельности «НиманПринт», то почему не учтена расходная часть?
Во-вторых, в постановлении указано, что оформленные от имени «НиманПринт» заказы исполнялись на оборудовании типографии МГУ с использованием труда сотрудников и материалов типографии МГУ. Следствие ухватилось за наличие зарегистрированного ООО «НиманПринт, но не хотело понять, что «НиманПринт» и типография нераздельны, р/с «НиманПринт» – это второй р/с типографии.
В-третьих, даже не специалисту понятно: для того чтобы заказчик не забрал свои деньги обратно, надо изготовить и выдать ему печатную продукцию. А для этого закупить бумагу и другие расходные материалы (до 70% от суммы заказа), потратить деньги на обслуживание оборудования, выплатить з/п и понести косвенные затраты.
По самым грубым подсчетам из вышеназванных 75 млн. рублей, 45-50 млн. ушло на расходные материалы, а оставшиеся 25-30 млн. рублей не хватило, чтобы оплатить даже половину заработного фонда типографии. Зарплаты за 2 года было выплачено на сумму более 60 млн. рублей. Получить всю з/п из прихода на казначейский счет сотрудники также не могли, т.к. там весь оборот составил всего 60 млн. рублей, из которых 42 млн. рублей было затрачено на бумагу. Подтверждение этому есть в заключении КРУ МГУ.
В-четвертых, благодаря существованию «НиманПринт» в типографию было вложено много средств:
— был произведен ремонт 1500 кв.м помещений, заменена вся сантехника, проведено горячее водоснабжение;
— закуплено много имущества: мебель во все административные и рабочие помещения, более 30 компьютеров, 10 принтеров и 40 телефонов, 4 промышленных кондиционера, 2 шлагбаума для авто, турникет и множество оргтехники;
— было закуплено много мелкой и крупной полиграфической техники;
— создан один из самых развитых сайтов типографии;
— внедрена АСУП (аналогичные решения от иностранных специалистов стоят больше 1 млн. долларов).
К сожалению, никаких экспертиз об этих затратах, фактически понесенных «НиманПринт», не проводилось.
Все перечисленное имущество, закупленное для типографии, было инвентаризировано в марте-апреле 2010 г. (я сам присутствовал в инвентаризационной комиссии) по приказу ректора (№18 от 04.03.2010 г.). Но отчета по этой инвентаризации (или акта) так и не было составлено. Я знаю, что из примерно 2000 единиц складского учета, более 1000 приходилось на имущество, закупленное не за счет МГУ или с помощью р/с типографии МГУ, т.е. все это было закуплено либо с расчетного счета «НиманПринт», либо за счет моих личных средств. Все это имущество по результатам инвентаризации стало собственностью типографии МГУ и было поставлено на ее баланс.
В-пятых, более 90 штатных сотрудников (список их приведен в показаниях Марченковой) кроме официального оклада получали дополнительные премии и бонусы. Средства для этих выплат изыскивались на р/с «НиманПринт», как их оформляла Павлова, я не знаю.
В-шестых, за счет материалов, закупленных с р/с «НиманПринт» было выполнено и отгружено заказчикам – подразделениям МГУ – много продукции, так и не оплаченной, вплоть до моего увольнения. Только одно издательство МГУ задолжало таким образом более 6 млн. рублей. А общее количество изготовленной и отгруженной печатной продукции, не оплаченной МГУ, превысило более 10 млн. рублей. Никто эти средства не учитывал при моем обвинении, хотя первые месяцы после моего увольнения типография жила за счет погашения этих долгов.
Таким образом, иск в причинении ущерба МГУ в размере 75 млн. рублей считаю ничем не обоснованным и не законным.
Я уверен, что никакого ущерба для МГУ от деятельности «НиманПринт» не было. Если считать все расходы с р/с «НиманПринт» на материалы, премии сотрудникам, ремонты, покупку основных средств, выполнении неоплаченных заказов для МГУ, то полученная сумма превысит доходную часть р/с «НиманПринта.
В ходе судебного процесса почти все свидетели заявили о моей полной некомпетентности в бухгалтерских и финансовых вопросах. Это действительно так, до прихода в МГУ я никогда не вел бухгалтерию. Где я раньше работал, была принята система разделения обязанностей, и каждый работал на совесть. В типографии же я впервые столкнулся с тем, что люди недобросовестно выполняют свои обязанности. В первую очередь это относится к кадровой и бухгалтерской службам. К сожалению, из-за мягкости своего характера и недостаточной компетенции в этих сферах, я не в полной мере контролировал их работу и не заставлял работать как следует. Сразу после прихода в типографию, я поднял з/п сотрудникам в 3-4 раза, и надеялся что в ответ получу от них такую же отдачу в результатах их труда. К сожалению, это не случилось. Положение в отделе кадров и бухгалтерии видно по результатам проверки типографии.
Наиболее грубой своей ошибкой считаю назначение Павловой главным бухгалтером типографии. При собеседовании она скрыла от меня отсутствие профильного образования и оказалась совершенно некомпетентной в своем деле, а к тому же просто непорядочным человеком. Я доверил полностью ей финансовый сектор типографии и даже не контролировал ее работу, т.к. ничего не понимал в ее деле. Иногда, я подписывал ее отчеты, которые она носила в бухгалтерию МГУ, но при этом не вникал в суть приведенных там цифр. Я практически не вмешивался в процесс распределения средств, за исключением случаев, когда мне жаловались сотрудники на задержку з/п или зам. по снабжению сообщал о критически просроченных оплатах поставщикам. Тогда я просил Павлову о первоочередных оплатах, не вдаваясь в подробности с какого р/с и каким образом эти выплаты будут сделаны. Причем, если в 2007-2008 гг. Павлова выполняла такие мои поручения, то впоследствии возражала, ссылаясь на отсутствие денег.
Работая сначала в убыток (что нормально для развивающейся с нуля коммерческой типографии), мы только к 2009 г. вышли на положительную рентабельность и начали гасить образовавшиеся за 2007-2008 гг. долги. Именно тогда я стал замечать огрехи в работе Павловой. После внедрения АСУП я почувствовал неладное в финансах типографии и решил уволить Павлову. Опасаясь, что она уйдет, сняв все деньги с р/с «НиманПринт» и казначейского счета типографии, я посчитал целесообразным уволить ее в конце 2009 г., когда на счетах будет минимум средств и Павлова ничего не сможет украсть.
К сожалению, уволить ее я не успел, т.к. сотрудники типографии написали жалобу ректору. И после совещания у Белокурова, было принято решение о проверке типографии силами КРУ МГУ. Я вместе с Несаевой был одним из инициаторов этой проверки. В декабре был составлен план проверки, я лично привез в КРУ все документы из типографии, привел всех основных сотрудников на беседу к Несаевой. Я был заинтересован в раскрытии всех нарушений в финансовой сфере и документообороте и оказывал максимальную помощь в работе КРУ. Не читая, я подписывал все акты проверки. Заставил Зайцева взять банковскую выписку по «НиманПринт» и принести ее в КРУ.
После увольнения с поста директора типографии, я еще 4 месяца работал там в качестве начальника производства. Посвящал новое руководство в тонкости полиграфического бизнеса. Уговаривал остаться ключевых сотрудников типографии и основных заказчиков. К сожалению, Попов не прислушивался к моим словам, считал меня «врагом народа», и, поняв, что самое страшное для типографии уже позади, я с трудом уволился из типографии в конце июня 2010г., подписав при этом множество актов и документов, составленных Поповым, как условие выдачи мне трудовой книжки.
Многие из этих актов приобщены к делу со стороны обвинения. Я не боялся подписывать эти документы, т.к. полагал, что о людях судят по их делам, а не по подписанным бумагам. Оглядываясь назад я могу гордиться, что нам удалось всего за 2,5 года без бюджетных затрат построить лучшую вузовскую типографию России, как по объему и номенклатуре выпускаемой печатной продукции, так и по освоенным технологиям, оперативности, качеству выпускаемой продукции. Наша типография вошла в рейтинг ста наиболее известных и популярных полиграфических предприятий России, не смотря на порядок меньшую капитализацию, чем у других соседей по рейтингу. Для того, чтобы закрыть все долги мне не хватило одного года, т.к. в момент моего увольнения оборот типографии вырос уже до 6-7 млн. рублей в месяц и этого было достаточно для закрытия всех потребностей предприятия и постепенной выплаты долгов.
Относительно обвинения меня в мошенничестве, при платежах в «Канцпоставку» и «Главснабсбыт», я к сожалению не могу сказать точно, почему были платежи именно с казначейского р/с в конце 2009 г. Ответ на этот вопрос есть у Павловой, занимавшейся всеми бухгалтерскими делами и у подчиненных ей бухгалтеров. Я совершенно не вникал в эти процессы и не знал фирмы «Канцпоставка» и «Главснабсбыт» до момента предъявления мне обвинения.
Я уверен в том, что за счет этих средств была выплачена вся ноябрьская и остатки октябрьской задолженности по зарплате за 2009 г. Я знаю, что работники типографии получили эти деньги в конце декабря и знаю из показаний Марченковой, что другие средства на з/п с казначейского счета не снимались (т.к. лимит был исчерпан еще в сентябре). Да и суммы сходятся, т.к. фонд з/п в конце 2009 г. был более 2 млн. рублей в месяц. Я не могу давать оценку законности выдачи з/п таким способом, но если бы люди не получили бы з/п за октябрь и ноябрь – это тоже было бы нарушением закона, да и моих моральных принципов и справедливости.
Насчет ООО «Анвеал» могу сказать, что это постоянные заказчики типографии. Кроме этого, «Анвеал» отдало на хранение в типографию часть своего оборудования с правом использования его для нужд типографии. Начиная с середины 2009 г. в типографии постоянно работали 4 сотрудника «Анвеала» (Чужин, Яковлев, Куприянов, Шишков) над выполнением всех заказов типографии. Они работали в смене с нашими штатными сотрудниками и подчинялись указаниям мастеров и начальников цехов типографии. Зарплату им оплачивало «Анвеал». В конце года «Анвеал» выставил счет с целью получить деньги для выплаты зарплаты в размере 550 тыс. рублей. Павлова оплатила этот счет, цель платежа, по-видимому, была указана, исходя из продукции типографии на тот момент.
*****
P.S. Последнее заседание суда по делу Марселя Марсовича Шарифуллина состоялось 23 мая. Приговор будет вынесен 28 мая. Хочется верить в здравомыслие «самого гуманного суда в мире»…
